Черное море – призвание, любовь и судьба…
Вчера рано утром качалась на качелях у Чёрного моря. В Анапе шёл дождь. Вокруг на долгие сотни метров – никого, только вдали стоит палатка МЧС и до сих пор пахнет мазутом. А так - невероятная тишина и покой. Как будто всё вокруг умерло.
Потом дождь прошёл и стали подтягиваться люди: волонтёры-уборщики в маскхалатах, МЧС-ники, прогуливающиеся. Тянулись и тянулись. И мне, со стороны, показалось, что всё это напоминает похоронную процессию. Море на городском пляже сегодня отделено барханами, в них и песок, и водоросли, и остатки мазута. Так вот люди подходили к этой длинной насыпной змее – принюхивались, присматривались, показывали в телефонах по видео кому-то: вот оно наше море, теперь с ним такое, теперь оно так…
Вчера я тут была третий день и всё это было для меня послесловием, почти не удивляло. Потому что до этого были два тяжелых дня. Первый начался с ночного поезда, в котором я почти не спала, волновалась: ехала с надеждой поволонтёрствовать в пункте приёма пострадавших от разлива мазута птиц, в Витязево. У меня есть опыт работы на границе с людьми, и я думала, что тут будет примерно так же. Но было совсем по-другому.
Может, потому что птицы – всё-таки не люди? Им нельзя втюхивать ободряющие речи, а надо быстро брать, вычищать из клюва мазут, потом одним чётким ровным движением всаживать в пищевод наполненный сорбентом шприц – выдавил, замотал клюв малярным скотчем. Эй, кто там следующий? Гагара? Поганка? Баклан?
В туалете пункта приёма птиц до меня сидел лебедь. В коробке от Азовских конфет тревожилась ворона. А вокруг звуки: переклички людей и птиц. Раненые пернатые плакали и оставляли по всему периметру своей коробки кровавые росчерки.
Помню одну гагару: пока были силы, она пыталась убежать, потом приняла судьбу и осела. Ветврач перемотал ей крыло, помощник - обычный мужичок с автомойки - одним движением раскрыл клюв и вложил в него тюльку.
- Вы так лихо это делаете! Часто кормите птиц?
- Ещё вчера умел кормить только собак. И рыбок.
...Люди везут машинами мороженную рыбу, коробки с червяками, лекарствами, пелёнками, одноразовой одеждой. Запахи смешиваются и дают интересный, ни с чем не сравнимый, ансамбль. Вот и сейчас он у меня в носу - нет, не противный, но не забываемый.
Впрочем, как и запах мазута на морском берегу - мои резиновые сапоги теперь так будут пахнуть до скончания века.
Когда я приехала в центр спасения птиц, надеялась с кем-то поговорить – найти приятных людей и вплести их судьбы в репортажную историю. Но люди были такие замотанные и так устали от журналистских стендапов, что ничего, кроме раздражения, мои вопросы не вызывали. Я оставила попытки и стала просто работать.
И только иногда, когда было к месту или меня ставили в пару с разговорчивой дамой, по крупицам собирала фактуру и, не отрываясь от дела, в голове своей её записывала.
К примеру, история человеческого фельдшера Яны, которая однажды «по интернету» вылечила своего петуха: он был первым парнем в курятнике, но вдруг заболел, повесил гребень и вслед за ним захандрили курицы - они не умели жить без любви.
Яна решила петуха спасать – прочла несколько птичьих рекомендаций, применила опыт работы с людьми, и Пётр Петрович снова поднял свой гребень! В курятнике по этому поводу состоялось пиршество и… короче, начались всякие безобразия. Но все, включая хозяйку, были довольны.
История Инги другая. Хотя какая тут история, если кроме имени, она рассказала о себе два слова? Но я всё поняла. Инга лет на десять-пятнадцать меня старше. Образование у неё техническое и "мужской" склад ума. За день до моего приезда она отпахала с птицами дневную смену, а в 7 утра снова была в пункте приёма. Работала быстро, толково и без лишних сантиментов.
Вначале я ей помогала, мотала клювы и держала поганок во время отпаивания сорбентами, потом – всё-таки у меня работа, надо собирать материал – перешла на другой участок. И уже оттуда с удивлением наблюдала за тем, как Инга отпаивает птиц. К десяти утра в помещении было жарко, по лицу её ручьями тёк пот, потом пошли красные пятна. Мне казалось, что Инге нехорошо. И на каком-то моменте я даже подошла и спросила об этом.
- Вчера было так же, ничего страшного, пережила, - ответила она. - Принесите лучше следующего!
Принесла и перешла в мойку – там птиц густо посыпали крахмалом – он помогает счистить с перьев мазут, а уже после этого их отправляют в таз с тёплой водой и «фейри». Процедура долгая, тяжёлая – на одну птицу уходит около полутора часов. А вокруг- парилка. Без респиратора крахмал забивает нос и рот, а в респираторе невозможно дышать – каждые двадцать минут кто-то выходит на улицу, стоит у дверей и в буквальном смысле обтекает.
Когда пришла моя очередь обтекать, я вдруг включила мозг и поняла, что могу тут работать до полуночи, но для текста ничего не наберу: людям некогда разговаривать. Они, как сказала мне напарница, даже имена друг друга не запоминают.
Надо было что-то решать. И пока я анализировала, где найти героев для текста, вышла вот в таком виде, как на фото, на автобусную остановку – а там, буквально за углом – другая жизнь. Был очень тёплый день и люди шли по своим делам, с тортиками и цветами. Они смотрели на меня, а я на них – и мы друг другу очень удивились…
Но благодаря этому я очнулась и поняла: люди, которые могут со мной говорить, обитают где-то в другом месте. К счастью, догадалась, в каком – и после обеда, отмывшись и немного приведя себя в порядок, я уже в полном обмундировании и резиновых сапогах ходила по залитому мазутом пляжу и искала со спасателями птиц.
Об этом будет завтрашний текст. А ещё он – о людях. Которые живут на море. И для которых море – призвание, любовь и судьба. И они делают всё, чтобы не дать ему погибнуть…
Автор: Светлана Ломакина
