Бюро лингвистических находок "Потерянные смыслы"

Пошлая Русь и продвинутый Петр

«Пошлый» сегодня – банальный, вульгарный, низкопробный. Утраченное значение – старинный. Точнее, не утраченное, а изгнанное, личными стараниями государя Петра Алексеевича.

Как известно, царь-реформатор не жаловал ни Москву, ни стрельцов – ее опору. И было за что! А как бы вы относились к городу, где на ваших глазах эти самые стрельцы растерзали бы любимого дядю и не только его?

Став царем, Петр с размахом отомстил и за дядю и за свой детских испуг – увесил гирляндами стрельцов кремлевскую стену, перенес трон из дряхлой Москвы в новорожденный Петербург, а заодно разрушил до основания весь старый мир, отряхнув его прах со своих ног тридцать восьмого размера, слишком миниатюрных для человека двухметрового роста.

Досталось от Петра и языку. Прежде всего - словам, уважаемым и чтимым в разрушенном мире. «Пошлое» открывало этот погромный список, поскольку оно означало не просто старинное, былое, а «порядок, заведенный и завещанный прадедами, а потому священный и непререкаемый». А он и был главной мишенью петровского мушкета.

Со словами, намертво сросшимися с эпохой отцов, отвергнутой детьми, только так и бывает. «Мещанин», «обыватель», «буржуазный» – оскорблены и унижены в советское время. «Советский», «колхоз», «коммунист», «чекист» – в наше. И так далее.

Каша для однокашников

Однокашник – товарищ по учебе. Из-за сходства звучания и значения мы воспринимаем это слово как фонетическую вариацию «одноклассника». Время маленько деформировало словцо, с кем не бывает? Но, призадумавшись, понимаем, что ни «класс» в «кашу», ни наоборот никакие превратности лингвистической судьбы превратить не могли.

Существующие толкования, в основном, путаны и неубедительны. Большинство ссылается на рукописный словарь Академии Наук 1792 года, где «каша» – «малое сообщество людей», чаще артель, в которой взрослые, неграмотные мужики и ели, и спали, и работали гурьбой.

Но слово «однокашник» попало в активный оборот в 30-е годы девятнадцатого века и сразу в привычном нам значении – те, кто провел детство в одном учебном заведении. Тогда это были молодые люди, главным образом из дворянских семей, окончившие Кадетские корпуса, которые понаоткрывали по всей империи, и в которых мальчиков муштровали с шести лет. Где артельщики и где кадеты?

А вот каша была и у тех и у других. Только у артельщиков – разная, у кадетов – гречневая с маслом. Ею через раз кормили на ужин, и после дневных жидких супов и ненавистных котлет она была упоительным лакомством. Ею воспитанники потихоньку набивали свои карманы и шапки: «бывало… унесешь с собой в камеру, спрячешь под подушку и поутру лакомишься этой кашею, вынимая ее пригоршней».

При каждой попытке заменить кашу «тощими пирогами с ароматной внутренностью давно убитого скота» кадеты устраивали «кашные» бунты. А еще воспитанники делились на своекоштных и казеннокоштных. Кошт – старинное слово, значило оно «иждивение, издержки». Своекоштных содержала семья, казеннокоштных, преимущественно сирот, – государство.

А кем были и те, и другие внутри своего круга? Правильно, однокоштниками. Согласитесь, что от однокоштника до однокашника – дистанция не огромного размера. Тем более, что к середине девятнадцатого века само слово «кошт» осело в архаизмах и потихоньку забылось. Кстати, любопытная деталь: однокашник – слово-воспоминание, оно всегда о прошлом, и о прошлом мужском. Однокашница не звучит. А с чего ей звучать, если девочек толпой отправили за знаниями на век позже и без каш и без кошта.

Автор: Лилия Гущина